Гармония воды, камней, растений и архитектуры – первыми научились ее создавать и ею наслаждаться китайцы. Япония и Корея только адаптировали эту культуру под себя.

великолепие и красота в архитектуре!

«Знакомство с китайскими садами следует начинать с китайской литературы»,- говорил величайший знаток и ценитель садово-паркового искусства профессор ЧэньЦунчжоу (1918-2000). Изучение китайских садов было делом всей его жизни. Он умел читать их язык, слышать их музыку. Можем ли мы, люди, воспитанные в другой эстетике, малознакомые с китайской словесностью и художественной традицией, проникнуться духом китайского сада, прочесть его послание?
В любом случае перво-наперво следует отмести плодово-ягодные ассоциации. Традиционный китайский сад бесконечно далек от всякой утилитарности – это произведение искусства, синтез архитектуры, каллиграфии, живописи, поэзии и философии. Устроение такого сада- предприятие хлопотное и затратное, которое было по силам лишь богатым людям. В Китае на протяжении многих столетий экономическую элиту общества составляли наиболее образованные его представители, поэтому садовое искусство там процветало. И какой сад ни возьми- императорский или частный,- везде присутствуют следы учености: цитаты из великих поэтов, угадывающиеся в названиях павильонов, творения известных каллиграфов на камнях и стенах беседок, рукотворные пейзажи, отсылающие к классическим произведениям живописи.

ИДЕАЛ ДАОСА.

Исторически в Китае сложилось  два основных типа садов: императорские, они же северные – район Пекина и Чэндэ (провинция Хэбэй), и частные, или южные – обширный регион дельты реки Янцзы, известный также под названием Цзяннань. Обе традиции, несомненно, восходят к одному корню. В самых ранних описаниях китайские сады уподоблены раю, который мало чем отличается от библейского Эдема. Так, в философском трактате II века до н.э. Хуайнаньцзы есть рассказ о легендарном парке Сяньпу(«Висячие сады»). В нем круглый год разлито мягкое тепло, текут кристально чистые ручьи и бродят фантастические животные.

С утверждением даосизма, который учит, что человек может избежать смерти, представление о рае и , соответственно, об идеальном саде несколько меняются – теперь это не только прекрасное во всех отношениях место, но и обиталище бессмертных. Стремясь приобщиться к тайнам вечной жизни, правители древности сооружали в своих садах искусственные горы, символизировавшие сакральное пространство, а чтобы привлечь в сад бессмертных, возводили террасы и помещали на них специальные чаши для сбора росы- напитка небожителей.

сад с искусственными горами

 Владельцы частных садов, конечно, не имели тех возможностей, какие были у императора, поэтому образ рая они воплощали часто не в физических объектах. Например, на райскую природу сада, принадлежавшего сановнику XVI века Гун Фу, указывало его название – Юйяндунтянь («Небесный грот яшмового солнца»), так как дунтянь («небесный грот») – синоним рая в даосизме. Название Баолу («Хижина-тыква») одного из садов в Янчжоу, как это не удивительно, тоже отсылает к легендам о бессмертных. В «Истории поздней Хань»(Vвек) есть рассказ следующего содержания. Как-то раз господин Фэй, чиновник, надзиравший за городским рынком, обратил внимание на одного из торговцев – старик, как только торговля заканчивалась, не уходил, а запрыгивал в тыкву, висевшую у него над прилавком. Однажды Фэй подошел к старику и засвидетельствовал ему свое почтение. Так он действовал изо дня в день, пока торговец не взял его с собой в тыкву. Фэй очутился в настоящем раю, где стоял невиданной красоты яшмовый дворец, полный яств. Когда господин Фэй со стариком закончили трапезу и вышли из тыквы, тот поклонившись Фэю, сказал: «Я бессмертный и вынужден был искупать свои прошлые грехи, но теперь, когда я сослужил тебе службу, я должен покинуть тебя».

Даосский идеал отшельничества лег в основу представлений, на многие  столетия определивший облик частного сада как тайного убежища. В философии даосизма традиционно противопоставляется жизнь городская и сельская, светская и уединенная. Даосы верили: чтобы обрести духовное равновесие, необходимо отказаться от комфорта, благ и развлечений, которые сулит жизнь в городе, и вернуться к природе.

МОДЕЛЬ ИМПЕРИИ.

Устройство императорских садов, помимо прочего, нередко служивших местом проведения официальных церемоний, как правило, отражало государственную идеологию, в основе  которой лежала философия конфуцианства с ее строгой регламентацией придворной и социальной жизни через ритуал. Их идеально симметричная композиция отвечала конфуцианским представлениям о порядке и справедливости, которые должны царить как в семье, так и в строящемся по модели семьи государстве. Сад мыслился как метафора Поднебесной. Так император Хань У-ди (правил в 141-87 гг. до н.э.), объединивший страну, реализовал эту метафору, устроив парк Шанлиньюань (провинция Шэньси). Стена, его окружавшая, имела протяженность около 200 км. За ней находилось 36 дворцов и павильонов, пруды и озера, экзотические растения трех тысяч видов, ценные камни, животные со всех концов Китая, причем  разные части парка представляли разные регионы страны с соответствующей флорой и фауной. Грандиозные масштабы этого шедевра садово-паркового призваны были демонстрировать величие империи и безграничность императорской власти.

Спустя почти два тысячелетия эта метафора вновь реализовалась в крупнейшем  из дошедших до нас императорских парков Бишушаньчжуан в Чэндэ. Он находится в 250 км к северо-востоку от Пекина и занимает площадь 5,64 км². Строительство парка продолжилось почти 100 лет и завершилось в 1792 году. По легенде, его создатель, император Канси (правил в 1661-1722 годах), охотясь в долине реки Жэхэ, был пленен красотой и разнообразием тамошних ландшафтов: на западе крутые скалистые горы, на севере обширные степи, на юге и востоке водные потоки – лучшего места для создания уменьшенной копии Поднебесной не  придумаешь.

фотография императорского парка

 Цинские императоры каждый год проводили здесь несколько  месяцев, укрываясь от пекинской жары, и вся придворная жизнь на некоторое время перемещалась в Чэндэ. Южная сторона парка отводилась для проведения официальных церемоний и поэтому представляла копию запретного города в Пекине: в передней части располагался двор, где императоры принимали чиновников и иностранных посланников, в задней части жилые покои. По периферии комплекса было возведено 12 храмов. Среди них особенно выделяются «восемь внешних храмов», каждый из которых воплощает ту или иную традицию буддийской  архитектуры — ханьскую, тибетскую или монгольскую. Восемь внешних храмов символизировали союз с сопредельными Китаю ламаистскими странами, находившимися под его эгидой.

Как и в Бишушаньчжуан, в пекинском парке Ихэюань («Сад, творящий гармонию»), разбитом в 1750 году императором Цяньлуном, архитекторы намеренно использовали стили разных эпох и разных частей Поднебесной, дабы подчеркнуть историческую преемственность и единство огромной империи. К примеру, естественный водоем, располагавшийся на территории парка, был расширен и преобразован так, что его очертания повторяли форму знаменитого озера Сиху в Ханчжоу, а его название – Куньминху – напоминает еще об одном живописном озере в провинции Юньнань.

парк Ихэюань

парк Ихэюань

парк Ихэюань

Один из парковых храмов, Путоцзунчэн («Малый дворец Потала»), многократно уменьшенная копия дворца далай-ламы в Лхасе. А внутренний сад Сецююань («Сад гармонии и очарования») в точности повторяет знаменитый южный сад Цзичанъюань («Сад спокойное пристанище») в городе Уси провинции Цзянсу.

ВОДА И КАМНИ.

Место для сада, как на севере, так и на юге, выбирали, руководствуюсь фэн-шуй, традиционным китайским учением о гармонизации жилищ и могильников с потоками космической пневмоци. Согласно ему земля является живым организмом, пронизанным каналами, как тело человека кровеносными сосудами. По таким извилистым каналам струиться животворная энергия ци. Но есть и другие, по которым течет губительная энергия ша, — они обязательно прямые, как вырытые руками человека канавы. Поэтому в садах редко можно было встретить прямую дорожку или ручей. Источниками ци считались ветер и вода (фэн-шуй так и переводится – «ветер и вода»), отсюда традиция возводить садовые павильоны вблизи водоемов.

Размеры искусственных озер могли быть весьма значительными. Например, в пекинском парке Бэйхай(«Северное море») оно занимает половину площади, около 35 га. В центре него на острове Цюнхуа(«Нефритовый остров») возвышается знаменитая пагода Бай та («Белая пагода»)из ослепительно-белого ракушечника. Внутри нее храняться буддийские свитки и монашеская утварь. Пагода была построена в 1651г. по образу и подобию одной из самых известных буддийских пагод Китая, Да бай та («Великая белая пагода»), в храме Тайюань на священной горе Утайшань.

Храм Тайюань на священной горе Утайшань

Знаменитая пагода Бай та («Белая пагода»)
из ослепительно-белого ракушечника.

Парк Бэйхай также славиться уникальной коллекцией камней с озера Тайху – они там самые причудливые в Китае. Как и вода, камни традиционно считаются вместилищами ци. Чем удивительней их форма, тем выше они ценятся. Каких только нет в парковой коллекции камней: с «дуплами», похожие на игольное ушко, витые. Красота камня определяется в первую очередь тремя свойствами: «проницаемостью» — это когда глаз может как бы проникнуть в его объем; «худобой», создающей впечатление легкости и изящества; «открытостью», т.е. гармонией пустот и отверстий.

Коллекция камней в парке Бэйхай

Камни в Китае нередко становились объектом поклонения,  предметом страсти коллекционеров. Известно, что прославленный сунский живописец Ми Фу однажды облачил камень в церемониальные одежды и обратился к нему «старший брат…». Один из «четырех великих мастеров» эпохи Юань (1271-1368), живописец Хуан Гунван, чтил некий камень как своего учителя. Камни были едва ли не основной статьей расхода при устройстве сада. Коллекционеры не жалели на них средств и порой в своей одержимости заходили за грань разумного. ЦзиЧэн, автор первого в китайской традиции трактата по садово-парковому искусству «Устроение садов» (XVII век), писал: «Любители садов по всему свету пленятся пустой славой старинных камней. Многие выбиваются из сил в поисках камня из такого-то сада с такой-то горной вершины, на котором такой-то поэт написал стихотворение и который был известен еще при такой-то династии, или желая приобрести настоящий камень с озера Тайху, из сада, ныне разрушенного, хозяин которого, дождавшись подходящей цены, готов наконец расстаться с сокровищем.

…Вот ты нашел камень, даже если ты платишь только за перевозку, погрузку и разгрузку судна, подумай, во сколько обойдется его доставка к воротам твоего сада? Я слышал о камне с названием «Пик (тип камня, форма которого напоминает горную вершину. – Прим. Автора) ста мер риса».

Сто мер риса нужно было заплатить, чтобы получить его, — отсюда и название. В наше время пришлось бы заплатить сто мер риса за камень и еще сто за транспортировку, т.е. его следовало бы переименовать в «Пик двухсот мер риса»! »

Болезненная, всепоглощающая страсть к камням отличала влиятельного са­новника эпохи Тан (618-907) Ли Дэюя. Он служил при трех императорах в долж­ности премьер-министра, но в конце концов впал в немилость и был удален от двора. До нас дошло «Собрание эпистолярных произведений Ли Дэюя», нема­лая часть которых посвящена его усадьбе Пинцюань («Горная усадьба у тихого источника») в пригороде Лояна (современная провинция Хэнань). Чиновник со­брал там огромную коллекцию камней и редких растений. Государственные де­ла не позволяли Ли Дэюю часто наведываться в Пинцюань. Как несчастный влю­бленный, он страдал вдали от своего сада и обращался к нему в стихах. Когда же Ли Дэюй наконец вернулся домой, как счастлив он был обнаружить, что «сосны и хризантемы в его саду все еще ждут своего хозяина».

Горная усадьба у тихого источника в пригороде Лояна

ВОЛНЫ РАСЦВЕТА.

Эпоха Тан, в которую была создана усадьба Пинцюань, — период экономическо­го и социального процветания страны, закономерно повлекшего за собой рас­цвет науки и искусств. Самые знаменитые танские сады, такие как Ванчуаньбие («Усадьба на реке Ван») и Цаотан («Соломенная хижина»), принадлежали худож­никам и поэтам, об этих садах нам известно благодаря стихам, картинам и просто описаниям, оставленным хозяевами.

Ванчуаньбие — загородная усадьба знаменитого поэта и художника Ван Вэя, располагалась в живописной местности неподалеку от танской столи­цы Чанъань (современный уезд Ланьтянь, провинция Шэньси). Поэт воспел усадьбу во множестве картин (сохранилась лишь одна копия) и стихотворений: «Живу средь гор, вкушаю покой, / Люблю на цветы смотреть, / Пощусь под сос­ной, подсолнухи рву, / От мирской тщеты в стороне, / Веду простую крестьянскую жизнь, / С людьми не тягаюсь впредь, / Но птицы — не ведаю почему — / Нисколь­ко не верят мне».

Сад «Единственная радость», принадлежавший историку, философу и вид­ному сановнику Сыма Гузну (1019-1086), прославился, как и Ванчуаньбие, исклю­чительно благодаря личности своего легендарного владельца. СымаГуан строил сад прямо в городе Лоян, что не помешало создать в нем атмосферу деревенского покоя и простоты. Там был отдельный сад трав, терраса, три павильона и библи­отека. Пруд с пятью небольшими бухтами имел форму лапы тигра. В центре него возвышался остров, на котором по кругу был высажен бамбук — это называлось «яшмовое кольцо». Стволы, связанные в верхней части, образовывали беседку — «рыбацкую хижину». Каждая часть сада была посвящена какому-то историческо­му персонажу, к примеру, терраса для любования горами Цзяньшань тай — вели­чайшему поэту Китая Тао Юань-мину. Вот что СымаГуан рассказывает о своем саде и о себе (в третьем лице):

«Обычно он проводил много времени в зале, за чтением книг. Мудрецов он сде­лал своими учителями и с многими благородными мужами древности подружился. Ему открылась истина добродетели и справедливости, он постиг явный и скрытый смысл Ритуалов и Музыки… Принципы сущего открывались его внутреннему взору. А когда его энергия иссякала и тело истощалось, он брал удочку и ловил рыбу, зака­тывал рукава и собирал травы, отводил воду от ручья и поливал цветы, брал топор и рубил бамбук, чтобы охладить свое тело, омывал руки в ручье, взойдя на холм, по­зволял своему взгляду блуждать повсюду. По временам, когда яркая луна была пол­ной и налетал свежий ветер, он бродил свободно где ему заблагорассудится. Все, что он видел, вдыхал, все его чувства принадлежали только ему… Какая радость может заменить это? Потому он и назвал свой сад «Единственная радость».

Второй расцвет садово-паркового искусства, главным образом в южном Ки­тае, приходится на эпоху Мин — период формирования национальной буржуазии. В стране появилось много людей, располагавших значительными средствами, но при этом незнатных и не получивших классического образования. Нувориши стре­мились попасть в высшее общество, в котором по-прежнему ценились ученость и тонкий вкус. Одним из «путей наверх» было устройство сада, что традицион­но считалось признаком аристократизма. О масштабах «садового бума» в области Цзяннань, славящейся уникальной природой, можно судить по каталогу известно­го сановника и драматурга ЦиБяоцзя: там перечислено около двухсот садов. Они были открыты для публики, и люди с удовольствием их посещали, не забывая при этом осудить садоустроителей за расточительность. Высокопоставленный чинов­ник ЦиБяоцзя, который задумал устроить собственный сад, получил гневное пись­мо от своего учителя Ван Чаоши. Тот назвал все это пустой тратой времени и средств и обвинил ЦиБяоцзя в «четырех грехах»: нарушении сыновнего долга, долга служе­ния государству и в растрате собственных талантов. Четвертый грех — недолжное исполнение роли наставника — учитель взял на себя: он должен был удержать ЦиБяоцзя от этой затеи. Ученик смиренно принял наставления, поблагодарил учителя, между прочим, включил их в описание своего сада. Один из его павильонов он так и назвал «Четыре греха» — в нем ЦиБяоцзя устраивал роскошные приемы и весь­ма затратные постановки пьес собственного сочинения.

ИЗ РУИН.

Ни один сад — ни южный, ни северный — не дошел до нас в неизменном виде, все они подвергались многочисленным реконструкциям. Иногда по причинам, от людей не зависящим. Так, пекинский парк Бэйхай перенес два разрушительных землетрясения — в 1679 и 1976 году. А вот цинский парково-дворцовый комплекс Юаньминъюань («Сад совершенной ясности»), остатки которого можно видеть в Пекине недалеко от Запретного города, пострадал от человеческих рук. Сад сла­вился разнообразием архитектурных стилей: на площади 350 га располагалось 145 крупных построек, среди которых были как китайские павильоны, так и соору­жения, выполненные в западной традиции. В1860 году, когда объединенная англо­-французская армия вошла в Пекин, все деревянные постройки парка погибли в огне, сохранилось лишь несколько мраморных фасадов. По рисункам, сделанным в пер­вой половине XVIII века итальянским художником, монахом-иезуитом Джузеппе Кастильоне, парк планируют восстановить, но пока это только планы.

Сад совершенной ясности в Пекине

Руины сада совершенной ясности в Пекине

Сад совершенной ясности руины

Разбивка сада требовала огромных вложений, но отнюдь не все отдавали себе от­чет в том, что его содержание обойдется еще дороже. В результате сады часто перехо­дили из рук в руки, и каждый новый владелец вносил в него что-то свое. Так, один из самых старых дошедших до нас садов Сучжоу, уже упоминавшийся Чжуочжэнъюань(«Сад скромного чиновника»), созданный в начале XVI века, столько раз менял хозяев, что сегодняшний его облик никакого отношения к первоначальному не имеет.

Сад в Китае рано стал осознаваться как культурная ценность, но очень позд­но превратился в объект изучения. Причем методы научного описания садов и их точной исторической реконструкции китайские интеллектуалы позаимствовали в начале прошлого века у японцев, которые некогда почерпнули у китайцев саму идею сада как произведения искусства. В 1929 году в Пекине было учреждено Об­щество изучения китайской архитектуры, которое занималось и садово-парковым искусством. За 14 лет своего существования оно подготовило к изданию ряд клас­сических трудов, таких как упоминавшийся выше древнейший китайский трак­тат «Устроение садов».

В годы гражданской войны многие сады сильно пострадали — старинные павильоны использовались для хозяйственных нужд, прекрасные растения безжа­лостно вытаптывались. После небольшой передышки новый удар по садам нанесла «культурная революция». На сей раз сады уничтожались целенаправленно как сим­волы феодализма. Только в середине 1980-х власти спохватились и занялись восста­новлением того, что еще осталось. Успехи были достигнуты немалые — в 1997 году в Список Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО были включены сразу четы­ре классических сада Сучжоу.

В последнее десятилетие в Китае возникло несколько государственных и част­ных организаций по защите архитектурного наследия. Крупнейшая из них — Госу­дарственный центр по изучению культурно-исторического наследия городов в Уни­верситете Тунцзи в Шанхае. Городские власти тоже осознали, что старина — это и культурное богатство, и богатство в прямом смысле слова, она обеспечивает по­ток туристов. В частности, мэрия Сучжоу, дабы оградить старые кварталы от совре­менной застройки, выделила для возведения производственных и жилых зданий специальные зоны на окраине. Благодаря этим мерам историческую часть быстро развивающегося города удалось спасти, и сегодня мы можем видеть Сучжоу с его храмами и садами почти таким, каким он был в эпоху Цин.

«Защитить старинный город значительно труднее, чем защитить предмет старины, — говорит директор центра в тунцзиском университете ЖуаньИсань. — Вы легко можете сохранить предмет старины, поместив его под замок в музее, но город жив людьми, которые его населяют». Как и город, сад нельзя оградить от лю­дей. И, конечно, нельзя требовать от современного человека, чтобы он действовал согласно рекомендациям поэта, жившего в позапрошлом веке: «Следует сначала изучить историю места. Входить в сад нужно умиротворенным, готовым к воспри­ятию прекрасного. Исследуя устройство и стиль сада, употреби всю свою наблюда­тельность, поскольку его части расположены не произвольно, но искусно соотнесе­ны друг с другом, словно парные надписи в павильонах. Насладившись внешними формами, попытайся проникнуть в душу сада и постичь таинственные силы, управ­ляющие сменой пейзажей, связывающие их в единое целое».

Для современного китайца классический сад скорее место досуга, нежели сложное, многоплановое произведение искусства. По-настоящему насладиться гар­монией, которой исполнены старинные китайские сады, могут разве что пенсионе­ры. Сегодня, оказавшись ранним утром в одном из садов Сучжоу или в пекинском парке Ихэюань, мы обнаружим там пожилых людей, занимающихся тайцзицюань, репетирующих партии из пекинской оперы или играющих на китайских традици­онных инструментах. Днем они читают газеты в чайных, устроенных в павильонах. Вечером китаянки танцуют здесь с веерами, пожилые пары вальсируют. Разжирев­шие карпы в прудах еле шевелят хвостами, веселые обезьянки клянчат угощение. Атмосфера тихой радости и покоя.

тайцзы оздоровительный стиль кунг-фу, стиль долгожителей!